Мой старший брат слишком силён

Для Цубасы, недавно сбежавшего от неонового гула мегаполиса, заснеженный Хоккайдо оказался не мечтой о покое, а ударом по дыханию. Здесь всё было будто нарочно вычеркнуто из представлений о «новом начале»: тишина слишком звенела, холод пробирал до костей не столько температурой, сколько отсутствием человеческого тепла, а путь до магазина превращался в мини-экспедицию, как будто сама реальность намекала — ты здесь лишний. Снег скрипел не просто под ногами, он говорил. Ветер не просто дул — он судил. И вот, когда внутренняя зима стала неотличима от внешней, появилась она — Минами. Лёгкая, будто набросанная акварелью на фоне белого пейзажа, и одновременно слишком реальная: в юбке наперекор морозу, с дерзкой улыбкой, способной растопить не только лёд, но и сомнения. Её взгляд не спрашивал, он принимал.

С тем же спокойствием, как будто мир не нуждался в оправданиях, она протянула ему термос — жест почти случайный, но в нём теплилось больше смысла, чем в тысячах слов. Горячее досанко стало не напитком, а отпиранием двери, за которой Хоккайдо начинал дышать. Не для туриста, не для мечтателя — для него. Через её глаза он увидел край, неуказанный в глянце: замёрзшие озёра, в которых закат тонет без всплеска; тропы в никуда, где снег рассказывает сказки только тем, кто готов слушать; и чаепития, где тишина между фразами звучит громче любого признания. В её присутствии дни перестали быть отсчётом — они стали наполнением. Так холод уступил место чувству, а чужая земля стала точкой отсчёта новой теплоты. Не мегаполис, не бетон, не электрический свет — человек делает место домом. Тот, кто делит с тобой снег, ветер… и взгляд, в котором можно отогреться.